Л.П. Берия – основоположник советского либерализма. 

            Имя Лаврентия Берии прочно ассоциируется с массовыми репрессиями в период культа личности. Эта своеобразная «слава» Берии возникла летом 1953 года, когда он оказался проигравшим в схватке приближенных Сталина за власть. В «лучших» традициях тех времен Берия был обвинен во всех грехах – от шпионажа до бытового разложения. К власти в СССР тогда пришли Маленков и Хрущев.

            Даже тогда моментальное превращение одного из первых лиц государства в государственного преступника у многих вызвало удивление и недоумение. Сейчас, через полвека, это всего лишь эпизод истории, причем достаточно хорошо описанный советскими историками. На Лаврентия Берию повесили все преступления сталинского режима, при этом мало кого смущает тот факт, что силовые ведомства Берия возглавлял с 1938 по 1945 год – довольно вегетарианский период в череде сталинских чисток. В 1937 году Берия возглавлял партийную организацию Грузии, после 1945 года руководил советским атомным проектом. В период своего руководства НКВД Берия также курировал внешнюю разведку и, как член Государственного Комитета Обороны во время войны, промышленность вооружений. В немалой степени это и определило в дальнейшем то, что Сталин поручил именно Берии руководство атомным проектом, назначив его председателем Спецкомитета по созданию ядерного оружия.

            Еще перед войной Берия стал сосредотачивать под своим руководством ведущих конструкторов и ученых. К этому времени большинство из них находилось в местах лишения свободы. Чтобы вытащить оттуда нужных людей, Берия создал так называемые «шарашки» - закрытые научно-исследовательские институты, где трудились не только обычные граждане, но и заключенные. При этом условия содержания заключенных были существенно более мягкими, чем в Воркуте и на Колыме. В частности, в таких шарашках заканчивали свои срока Туполев, Королев, Глушко. Перед войной КБ Туполева закончило проектирование и испытания бомбардировщика ТУ-2, одного из самых совершенных на то время. После этого Туполев и многие его сотрудники были освобождены, но так и остались работать в той же шарашке. Впрочем, Туполев получил за работу орден Ленина, были награждены и другие сотрудники.

            Берия продолжал контролировать оборонное производство и во время войны. Вот как вспоминает об этом В.Н.Новиков, во время войны возглавлявший почти все производство стрелкового оружия: «В той отрасли, где я работал, в предвоенную и особенно в военную пору органы госбезопасности вели себя относительно смирно. Спустя годы я не раз задавал себе вопрос: «Почему репрессии в годы войны в меньшей мере коснулись оборонной промышленности, по крайней мере на тех участках, где довелось работать?» И волей-неволей приходил к выводу, что все упиралось в одного человека – в Л.П.Берию». Далее Владимир Николаевич Новиков пишет: «Следует сказать, что, после того как мы оказались в сфере влияния органов безопасности, аресты заводских работников любого ранга практически прекратились. … А руководство наркомата Берия оберегал особо». [1]

            Еще более либеральные порядки сложились в атомном проекте. Из воспоминаний Андрея Дмитриевича Сахарова: «После ухода Лаврентьева Берия обратился ко мне с вопросом, как идет работа по МТР у Курчатова. Я ответил. Он встал, давая понять, что разговор окончен, но вдруг сказал:

- Может, у вас есть какие-нибудь вопросы ко мне?

Я совершенно не был готов к такому общему вопросу. Спонтанно, без размышлений, я спросил:

- Почему наши новые разработки идут так медленно? Почему мы все время отстаем от США и других стран, проигрывая техническое соревнование?»

            Разговор происходит в начале 50-х, во времена борьбы с космополитизмом и преклонением перед западной техникой. Обычно за такие вопросы полагался срок, и немалый. Что же ответил Лаврентий Павлович?

«Берия ответил мне прагматически:

- Потому что у нас нет производственно-опытной базы. Все висит на одной

"Электросиле". А у американцев сотни фирм с мощной базой». [2]

Колючая проволока, огораживающая режимные объекты, отгораживала ученых и конструкторов от «партийного руководства». В то время, когда по всей стране под руководством коммунистической партии громилась генетика – «продажная девка империализма» и кибернетика – «буржуазная лженаука», в закрытых лабораториях, подчиненных председателю Специального комитета Берии, разворачивались работы по созданию отечественных ЭВМ. Конечно, основной задачей Специального комитета было создание атомного оружия, но физикам требовалось выполнять огромное множество вычислений, и поэтому для достижения поставленных задач партийные указивки игнорировались. Разумеется, под личную ответственность Берии.

В случае, если опасность грозила его подчиненным, Берия действовал решительно. Когда против физика Ю.Б.Харитона было выдвинуто обвинение в шпионаже в пользу англичан, Берия лично отстоял его перед Сталиным, написав свое поручительство. По поводу таких обвинений Л.П.Берия говорил: «То, что этот ученый считает, что мы сволочи, это его личное дело, но ведь работает он честно?» Для того, чтобы работа продвигалась успешно, ученым и инженерам были предоставлены не только необходимые приборы и материалы, но и созданы более-менее сносные бытовые условия. В послевоенной стране это было очень большой наградой. Например, А.Д.Сахаров, после того как перешел на работу в атомный проект, смог переселиться с женой в отдельную комнату в коммуналке.

Вряд ли такое поведение Маршала Советского Союза Берии Л.П. можно объяснить только личным гуманизмом и человеколюбием. Как руководитель с более чем двадцатилетним стажем, Берия не мог не понимать, что только угрозами и давлением нельзя достичь серьезных результатов в науке и технике, тем более в долгосрочной перспективе.

Успехи атомного проекта и связанных с ним направлений по созданию ракетно-ядерного щита страны, в первую очередь авиации, ракетостроения, ЭВМ, показали эффективность такой формы организации советской науки, как научно-исследовательский институт. В начале века научные школы и коллективы складывались, как правило, по-другому – молодые ученые, конструкторы, инженеры группировались либо вокруг нового направления, либо вокруг авторитетного ученого, добившегося результатов и признания. Такие коллективы складывались годами, были немногочисленны, и их состав постоянно менялся. Кроме того, между коллективами существовала конкуренция – споры велись как теоретические, так и за источники финансирования. Попытки коммунистической партии взять на себя руководство наукой в 20-30-е годы привели к плачевным результатам – в 1937 году многие ученые и инженеры оказались в местах лишения свободы. Отставание в развитии науки могло привести к отставанию страны в промышленном и военном развитии. Именно на этом и играл Берия, когда отстаивал независимость науки от партийного руководства. Кроме преимуществ в противостоянии с окружением Сталина, это давало ему поддержку технической интеллигенции и руководителей промышленности.

Так к началу 50-х сформировалась классическая схема НИИ – руководит всем ученый с именем, подчиняющийся напрямую председателю Спецкомитета или министру, партком имеет второстепенную роль, территория окружена забором и колючкой (чтобы шпионы не проникли и ученые не разбежались), во все дела вникает Первый отдел, который возглавляет человек из органов, по праздникам сотрудникам в зависимости от должности и звания выдают продуктовые наборы. При этом в коллективе царит подчеркнутая аполитичность (чтобы не рисковать), и в то же время поразительное свободомыслие. Технические науки требуют точности и знания обстановки, поэтому, если американский прибор был лучше нашего, руководству так и заявляли – дайте американский, он лучше нашего. И начальство было вынуждено с этим мириться – всем был нужен результат.

Эффективность научных учреждений, созданных под руководством Л.П.Берии, признавало руководство страны и лично товарищ Сталин. Поэтому подчинённым Берии поручали задачи, которые вообще-то должны были решать другие ведомства. Например, проектирование и строительство первой советской атомной подводной лодки в конце 1952 года было поручено не Минсудпрому или ВМФ, а Спецкомитету по созданию ядерного оружия, который возглавлял Л.П.Берия. После ареста Берии Спецкомитет был переименован в Министерство среднего машиностроения.  Непосредственно работы по созданию атомных подводных лодок возглавлял Вячеслав Александрович Малышев, министр судостроения и зам.председателя Совмина. Вот как вспоминают это современники: «Сейчас любой корабль создаётся добрый десяток лет – он успевает устареть прежде, чем его начинают строить. А Сталин дал два года на всё. И хотя его уже тогда не было в живых, как и Берии, но дух их по-прежнему витал над страной, особенно в верхах. Малышев был сталинской закваски: с него спрашивали без скидок, соответственно спрашивал и он» [3]. «Но как уже говорилось, проект подводной лодки финансировался и создавался Министерством среднего машиностроения, и ни Главный штаб ВМФ, ни научно-исследовательские институты не произвели расчётов использования её вооружения» [4].

Параллельно с ядерными НИИ создавались подобные учреждения и других областях, работающих на оборону, прежде всего в электронике. По аналогии с атомными городами – Красноярском-26, Челябинском-70, Арзамасом-16 – стали строиться и электронные города, самый известный из них Зеленоград, решение о строительстве которого было принято 3 марта 1958 года. Позднее Зеленоград сравнивали с Силиконовой Долиной в Калифорнии, но правильнее было бы сравнивать с Арзамасом-16 – несмотря на близость к столице, еще в 70-е на все «закрытые» зеленоградские НИИ и заводы был единый отдел кадров, в котором работали компетентные товарищи. Свои города и поселки строило не только Министерство Среднего Машиностроения, преобразованное из Специального комитета после ареста Берии 26  июня 1953 года. В 1955 году началась гигантская стройка в Тюра-Таме, после полета Юрия Гагарина ставшая известная как Байконур. В конце 50-х стали строиться космодромы Плесецк, Капустин Яр, Свободный. Свои поселки возводили и Министерство Электронной Промышленности и Министерство Радиопромышленности, причем специалисты, часто бывающие в командировках, по архитектуре безошибочно угадывали ведомственную принадлежность населенных пунктов. Как правило, такие города строились при предприятии, как сейчас говорят, градообразующем. Но это были в основном промышленные предприятия, а чисто научные заведения, уже тогда называвшиеся НИИ и СКБ (специальное конструкторское бюро), создавались в крупных городах.

Руководители крупных НИИ были учеными с именем, и подчинялись напрямую министру, а то и ЦК. Сотрудники НИИ были в основном людьми молодыми, но многие успели пройти войну. Получив свободу творчества и видя перед собой конкретные задачи, они показывали прекрасные научные результаты. О поразительной атмосфере энтузиазма тех лет написано много книг, одни из самых известных – «Иду на грозу» Д.Гранина и «Понедельник начинается в субботу» А.и Б. Стругацких. Руководили научными институтами технари, а не партийцы. Партийное руководство в то время в основном процветало в нетехнических сферах, например, в сельском хозяйстве, где косить начинали не когда вырастет трава, а когда поступит приказ из райкома. Любое партийно-административное вмешательство в науку в научной среде встречалось в штыки, и всячески осуждалось и высмеивалось, например как в книге А.и Б. Стругацких «Сказка о тройке» (для тех, кто не читал, поясню: «тройка» - не упряжка лошадей, а особое совещание образца 1937 г.) Результатом свободного творчества (относительно свободного, но по тем временам либерализм и свобода в закрытых НИИ были невероятны) стали выдающиеся достижения советской науки и техники 50-60-х годов, в основном в оборонных отраслях.

К началу 80-х годов среди сотрудников многочисленных НИИ уже не было того энтузиазма и понимания цели работы, которые были свойственны ученым начала 50-х. Не осталось и той элитарности, которую давала близость к переднему краю науки. Но осталась полнота информации, которую получали научные сотрудники – без объективной картины мирового развития науки и техники невозможна научная деятельность. Специально издавались переведенные зарубежные технические журналы. Для специалистов отставание от западных стран было очевидным. Определенное свободомыслие и независимость суждений, заложенные в идею НИИ еще Берией, сыграли злую шутку – в среде научных работников стало расти скептическое отношение к социалистической действительности. Еще больше это усугублялось выравниванием уровня зарплат в закрытых НИИ и обычных предприятиях – близость к переднему краю науки перестала давать и материальные блага. Ненормированный рабочий день научных сотрудников позволял выделять время на чтение литературы – в том числе и запрещенной. Так многочисленные НИИ из флагманов советской науки превращались в заповедники диссидентских настроений.

Это привело многих сотрудников НИИ на многочисленные митинги конца 80-х годов. Все ждали перемен – и перемены наступили. Перестройка и разрешение кооперативного движения позволили создавать кооперативы и в науке, причем на заре кооперативного движения научных и инженерных кооперативов было большинство. Но поскольку своих лабораторий и производств у них не было, использовались служебные, но работы проводились через кооператив и по кооперативным расценкам. Наука стала делиться на две неравные части – та, что на гос.финансировании, и та, что приносит деньги. Разумеется, наиболее инициативные сотрудники перешли в ту часть науки, что приносит деньги, причем взяли с собой только те направления, которые принесут деньги быстро и гарантированно. Проблема была в том, что лаборатории – помещения и оборудование – оставались государственными, а кооператоры от науки вкладываться в свое оборудование не спешили: не было таких денег, не было помещений, да и денег было жалко. Постепенно научных кооперативов оставалось все меньше, все больше бывших научных сотрудников уходили в бизнес. Одни в большой – создавали нефтяные холдинги, банки, становились олигархами, другие в малый – становились «челноками», торговали с рук у метро.

Другая часть сотрудников НИИ, которые требовали демократических перемен на митингах конца 80-х, тоже ушла из науки. Подавляющее большинство демократов первой волны были выходцами из научно-исследовательских учреждений, в основном технических. Их лидером, даже скорее символом был Андрей Дмитриевич Сахаров, смерть которого в декабре 1989 года потрясла демократическую общественность. На волне демократических преобразований конца 80-х – начала 90-х бывшие инженеры и научные сотрудники из многочисленных НИИ стали депутатами, префектами, главами администраций. Но воспитывались они в трудовых коллективах, где ещё помнят порядки, установленные Л.П.Берией.

Сегодняшние символы могущества страны – ядерное оружие, ракетная техника, авиация, атомные подводные лодки – создавались под руководством Л.П.Берии. Сегодняшняя российская наука сосредоточена в оставшихся от СССР НИИ, структура которых заложена ещё при Л.П.Берии. Никаких существенных достижений в высокотехнологичных отраслях в нашей стране с тех пор не появилось. Имя же самого Лаврентия Павловича Берии заклеймено позором, и Верховный Суд РФ не нашёл оснований для пересмотра его приговора. Впрочем, по мнению сына Л.П.Берии, Серго Гегечкори, на суде в декабре 1953 года был двойник, а сам Л.П.Берия был убит при попытке ареста 26  июня 1953 года, 50 лет тому назад. 

Дмитрий Леонов.

 

[1] – «Берия: конец карьеры» /Сост.и общ. ред. В.Ф.Некрасова. – М.:Политиздат, 1991, с.228-229

[2] – «Воспоминания» А.Д.Сахаров, глава 9.

[3] «Атомная подводная эпопея» Осипенко Л., Жильцов Л., Мормуль Н. Издательство А/О «Боргес» г.Москва-1994, с.36

[4] – там же, с.40